девушка-чайник выпускает пар, приподнимая крышечку.
Доступ к записи ограничен
видимо, это одно чересчур многолико, поэтому - стоять, развернувшись спинами, а в спины воткнуты ножи,
воткнуты руками, которым полагается цепляться друг за друга.
австралия и третий этаж жрут мой мозг. ааааааааааааааааааааааааааааааааааааааа...
только не окажись, пожалуйста, такой же, как они - скомканной фольгой в пустой коробке шоколадных конфет.
люди говорят мне: ты ошибаешься, ты не так ставишь палец на клавишу, ты мало занимаешься, ты опять не помыла посуду, у тебя в комнате такой беспорядок, ты читаешь не то, что нужно, ты никуда и никогда не поступишь.
люди, я знаю, что я - полая, пустая внутри и ничего из себя не представляю, что я неудачница, что я из семьи неудачников, что я повторяюсь, но все не могу запомнить такие простые истины, которые всем известны, что во мне нет таланта, искры, света - возможно, он был когда-то, но куда-то истончился и вовсе пропал.
люди, пожалуйста, замолчите. я плачу из-за вас, так отстаньте! у меня болит голова, я живу, как в липком тумане, и мне трудно поверить, что кто-то где-то меня любил или любит.
вот - я иду по дороге, держу себя за руку, открываю дверь в воздухе, захожу и сворачиваюсь клубком. тыкать в меня спицами, спичками. тонкой рукой тонкую сигарету подносит к тонким губам тонкий мальчик, тонко смеется: хи-хи-хи. девочка ковыряется в охапке штампов, палочкой выискивая нужный конвертик; девочка, милая, тебе никто не напишет письма, потому что у нас минус пятнадцать - зима. женщина с пучком волос на голове поправляет очки, заводя за спину руку с указкой, а во рту у нее - листочек мяты, и из уголока губ стекает бензин.
это мама, папа и их дочка - я вижу все через замочную скважину. на голове моей капюшон, в кармане - зеленый абрикос, хотя мог бы быть персик, и я рисую на стене мелом, смешивая с кровью, узоры, чтобы сказать истину или поймать в клеть солнечного зайчика или поздравить тебя с прошедшим.
мы изучаем одиночество.
я аккуратно конспектирую в тетрадь.
do you know me?
I'm mr.crocodile.
you are afraid of me, don't you?
yes, we are!
если я когда-то кого-то чем-то — простите.
не оглядывайся
можно отступать только в одном случае.
но не в том, когда за твоей спиной смех -
это просто влюбленные, поглощенные ночью или самопожиранием;
и не в том, когда кто-то преследует тебя -
это просто полиэтиленовый пакет или сброшенные листья играют с ветром.
а в том, когда впереди - только две параллельные дорожки фонарей,
которые ведут вникуда.
когда повсюду жизнь зацветает;
проталины под елью и сосной,
промозглый свет – все это угнетает.
ведь плоть моя гноится, и течет
из глаза слизь, размачивая щеки.
и снова всех отсюда прочь влечет,
и снова все прекрасно одиноки.
а под ногтем моим завелся червь-чудак,
он в мозг и внутренности норку прорывает.
в реке полощется обильнейший судак,
и снег кровавой лужей с крыши тает.
привет. нам больше некуда бежать:
все двери отперты, за ними – зеркала.
упасть лицом в ладони и лежать,
и ждать, пока земля сгорит дотла.
когда сатана предлагал тебе весь мир, ты отказался - ты элементарно струсил, предпочтя загубленным жизням кучку благоверных, чудеса и красивые речи.
сейчас все так превозносят твои муки, господи, хотя тысячи человек страдают сильнее, но на них не обращают внимания. пара строчек в местной газете - не больше.
так скажи, за какие такие грехи, а, господи?
ты улыбаешься с икон, и мне сложно верить, что это не лицемерие.