itrainsзабываю иногда - у нас же метро совсем нет. значит, нельзя выбрать себе человека, жертву, и выходить на ее станциях, заходить в ее поезда, незаметно - чтобы потом, как у кортасара, загадать ее следующую остановку, и если совпадет - все по новой, а если нет - au revoir.
у нас только маршрутки, с ними так не получится. в них нет чего-то такого, что располагает, они маленькие, тесные, зажатые, и единственное, что ощущаешь, в них едучи, это скорей бы выйти. желтые чернобыльские жучки, самовольное заточение на пятнадцать минут за десять рублей или на двадцать - за пятнадцать.
хотя нет, есть еще электрички. с линялыми плашечными скамейками, семечной шелухой, плевками и грязными морщинистыми окнами - картина слишком типичная, чтобы быть, но все-таки, к тому же, на них нам невыгодно.
поэтому когда лежишь ночью в кровати, в путанице ветвей видя непременно страшные злые лица, и вдруг - взывом стекол - шум проезжающего поезда: наворачиваются слезы, кувыркаются по ресницам; потому что кажется, что все они, эти вкусно пахнущие поезда, едут куда-то в прекрасное далеко, куда тебе/мне никогда не попасть, даже если ты/я запрыгнем в последний вагон: нас выкинут, мой милый/моя милая, как мы выбросили наши билеты, помертвелые цифры на рваной бумажке, поэтому они не смогут считать эти нерасшифрованные коды - скажут нам вы не имеете права здесь находиться на этом маршруте нет для вас места go away and kill yourself, и выхода, вернее, was.врата, не будет.
а еще потому, что, вслед за слезами, твои/мои глаза простреливает - насквозь - осознание кольца(конца?), того, что поезд только сделает круг - и вернется, строго по расписанию, согласно графику вычертит огромный глаз циклопа, замкнется сам на себя, выстрелив искрой разбитого-таки оконного стекла в твое/мое правое веко, любимый/любимая.