я начала интересоваться новостными программами,
полюбила конфеты с ликером и темный шоколад,
стала носить юбки и платьица,
улыбаться красивым мальчкам в автобусах.

взрослеем, черт.
портимся.

---

мы с тобой на кухне посидим,
cладко пахнет белый керосин;
острый нож да хлеба каравай...
хочешь, примус туго накачай,
а не то веревок собери
завязать корзину до зари,
чтобы нам уехать на вокзал,
где бы нас никто не отыскал.

©Осип Мандельштам

ведь так все и должно быть. правдиво и незамысловато.
хочется, чтобы так все и было.

---

у любви и смерти только одна общая черта:
они обе должны быть скромны.

---

полуоборот на память
как будто знала,
полуулыбка
в подтверждение плана.
нам осталось
комкать бумагу
молить о снеге
тыкаться в небо взглядом.
прижиматься губами
к коростам
и помнить о тех, кто рядом.
какие-то нелепые цели
все опять бегут в противоположном
по утрам слушать трели
синиц - вот и все, что не ложно.

---

глазок

настанет день, когда мы откроем дверь.
неважно, что за ней.
придет день.
когда, даже если за ней - мрак, в нас окажется достаточно света,
чтобы освещать дорогу себе и рядом;
когда, даже если за ней - холод, в нас накопится достаточно тепла,
чтобы греть себя и рядом;
когда, даже если за ней - страх, мы будем достаточно мужественными,
чтобы противостоять ему.
когда мы станем настолько наивными, чтобы надеяться,
и настолько уверенными, чтобы верить.
придет день.

никакие двери не отворяются сами,
но мы нащупаем скважину.
скорее всего, ключ давно утерян,
но мы ведь оба читали сказку, где
девочка из собственного пальца вырезала отмычку.
ты протянешь мне руку,
а что, очень может быть,
я улыбнусь исподлобья, счастливо-неверяще,
вполне вероятно -
за ней длинный коридор
с окнами по бокам
с анфиладою лестниц
переливающийся светом
никаких решеток
э[хо] сме[ха]
мазки яркой краски на стенах
ты слышиь - где-то вода
журчит
жур
жур
аллея капель
ольха орешник
полурассыпавшийся камень
свобода свобода свобода.

---

не узнавать из зеркала лицо -
я знаю: это чувство всем знакомо.
как будто бы выходишь на крыльцо
и понимаешь, что чужого дома.
или как будто бы, открыв старинный том,
чтоб перечесть любимые страницы,
ты замечаешь вместо букв в нем
какие-то нули и единицы.
и пробирает дрожь не от того,
что пристальный двойник за амальгамой
живее кажется тебя же самого,
а от того, что за зеркальной рамой
угадываешь вожделенный мир иной,
его заветную, прельщающую дальность,
и чувствуешь, что он намного больше твой,
чем окружающая пресная реальность.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

не думала, что пресловутое любовь живет три года может оказаться настолько буквальным.
imh.

---

пальцы в крови.
как обычно.
фонари ввинчены в небо на равных промежутках.
тебе жутко?
мне не жутко.
бумажные листья трепыхаются:
желтые космы старушки Лето, зацепившиеся за ветки,
когда она уносила ноги.
кое-где уже покрыты налетом, как седины.
я не хочу осень.
я жду зиму.

девочка, маленькая, мерзнет на улице,

бедная.

бледная поганочка.
в старом платьице до колен,
драненьком-рваненьком.
а ветер все крепчает,
путает ей волосы, похабно забирается под юбочку.
девочка
еще хранит остатки красоты
на сморщенном личике.

скорей бы snow falls.

---

от существ с печальными глазами, глядящих на нас исподлобья, готовых к нам привзяться - бежим, как от зачумленных.

---

если вдруг на рассвете очнешься – не вставай с кровати. разбудил ли тебя крик просыпающихся птиц, захотелось ли тебе выпить воды – причины не важны.
не вставай.
натяни на голову одеяло, обхвати руками подушку, зажмурь глаза, и лежи так, пока не придет утро. иначе ты увидишь, как воздух из уютно-темного становится враждебно синим, заглянешь в окна, зажигающиеся вынужденно, тяжело и устало. иначе рискуешь заметить, как в твою квартиру захватчиком вползает свет из коридора, просачиваясь через щели между косяком и планками входной двери, – и осознать полноту своей незащищенности, своей опасной открытости наружному миру.
но даже если я не права, если привычные солнечные блики и масляные пятна электрического сияния на стенах не покажутся тебе шпионами, если окончание ночи для тебя равносильно наступлению дня, все равно лучше смежь веки, устройся в постели поудобнее – ведь нет ничего приятнее, чем понежиться в тепле в эти рассветные минуты.

---

[losing my religion]

он вышел на улицу, помахивая детским флажком, –
и люди встали под его знамена.
он спел им несколько песенок ночью –
и они обернули себя в его веру.
он не хотел никого вести за собой,
но люди подталкивали его,
и ему приходилось шагать вперед.
он не собирался нести ничего,
тяжелее своего полуиллюзорного,
прекрасно-ирреального мира,
а они всучили ему громоздкий крест.
ноша слишком тянула его,
и он стал оступаться
все чаще
и чаще
и спотыкаться, и припадать на колени.
люди не стерпели этого.
для них было – либо с крестом, либо на кресте,
поэтому они распяли его.
и подняли высоко над головами,
подставляя его тело стервятникам.
так плоть его становилась все тоньше,
и людям было все легче идти.
кто-то даже начал непринужденно пританцовывать,
напевать под нос однообразные мотивчики,
перебрасываться шутливыми репликами с соседями.
а когда его совсем не стало, люди бросили крест.
теперь они стали абсолютно свободными.

---

дело не в том, что я знаю мало слов, а в том, что в моей жизни им(и) нечего описывать.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

давайте [сегодня] слушать twenty years и мечтать, грустить и ворошить листья.

---

в городе черные стены,
в городе всегда вечер-ночь-рассвет-вечер,
в городе негде согреться.
в городе толчея на остановках,
люди рвутся к искусственному свету автобусов и трамваев:
из города хочется бежать.
в городе потерянные глаза с расширенными зрачками,
в городе ничего нельзя найти
и негде спрятаться.
в нишах города полиэтиленовые пакеты
с расфасованными по ним кусками трупов.
в городе мы танцуем на крышах,
льется вода, холодные пальцы цепляются,
а жители спят.

они не знают, зачем нам город.

---

в последних числах сентября
я могла бы влюбиться:
было настроение
и погода соответствовала.
а сегодня иней,
значит скоро зима
и любить уже незачем.

---

голуби не имеют права так аппетитно шуршать листьями, величайший творец-выдумщик природа не имеет права соглашаться на такую пошлость, как золотые кроны на небесном фоне a la гжель, я имею право идти в универ, слушать менуэты Людвига вана и девятую – и знать.
какая разница, строишь ли ты свою жизнь по шаблонам умных книг или глянцевых журналов, фильмов, признанных шедеврами, или мыльных опер, просмотренных за ужином после тяжелого дня? суть, идея ведь не меняются, а от исполнения здесь не много зависит: каждый волен выбирать по себе. везде копирование, неумелое и легко угадываемое, претензия и вульгарность.
я лежу, зарытая в песок, люди ходят по мне. бегут по делам, вальяжно прогуливаются, грузно ступают. я вся в их отпечатках, но на это – плевать. взглядом я ищу цепочку следов, у

х

водящих в море-озеро от полуразрушенного песочного замка. замок, замок, зачем нам замок? пусть будет уютный домик, рядом – сад с цветами, позади – зеленая рощица. покой, камин, книги, тишина…прежде в этом видели одно мещанство. теперь это мечты о потерянном рае.
но нет ничего, ничего не видно: поднимается песчаная буря, надвигается цунами, мы наверно умрем, мы как всегда не успеем сорваться с места.
где-то ты ищешь так же, ходишь, закрывая глаза на обилие красок, ведь смерть не должна быть аляповатой, скорее бы зима, чтобы все это пышное разложение стыдливо прикрылось благородным снегом.
листья-перебежчики, несутся через дорогу. у них нет дома, а разве у нас он есть? но мы почему-то не смеем бежать. боимся? может быть. нас что-то накрепко держит, какие-то надежды на будущее, мечты о нем. хотя какое будущее возможно в мире, где все настолько застоялось? мне кажется, небо заволокло тиной. воздух, окружающий нас, теплый и мягкий, как плесень.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра